Отчетливо помню тот момент, поэтому, пожалуй, расскажу подробно. Я вернулась к скульптуре, встала на цыпочки и спросила:

– Как думаешь, мне позвонить Энди?

Разумеется, истукан промолчал.

– Если да, то просто стой и ничего не делай.

И я достала телефон.

Но сперва небольшая предыстория, кто же такой Энди!

У вас бывало, что вот стоишь на пороге нового этапа в жизни и думаешь: «Ну, конечно же, я буду и дальше любить, ценить и общаться со всеми этими классными людьми, с которыми провела так много лет, и плевать, что наша жизнь круто изменилась», а потом удаляешь их из друзей в фейсбуке, потому что вы никогда больше не пересечетесь? Что ж, Энди, Майя и я каким-то образом (до сих пор) сумели избежать этой участи. Нас с Майей связывало проживание на одной и той же площади в сто двадцать квадратных метров. Энди же обитал на другом конце города, и мы даже не были с ним знакомы до предпоследнего курса. Мы с Майей по большей части вместе ходили на занятия, ну и действительно очень друг друга любили. И каждый раз вставали в пару, когда случался групповой проект. Однако профессор Кеннеди решил разбить нас на группы по трое, что означало появление «лишнего колеса» в нашем слаженном дуэте. Каким-то образом мы вляпались в Энди (или, возможно, с его точки зрения, он вляпался в нас).

Я знала, кто такой Энди. К тому моменту у меня о нем сложилось смутное впечатление как о парне, который верит в себя больше, чем имеет на то право. Он был худым, неуклюжим и бледным, как бумага. Было ощущение, что Энди в парикмахерской каждый раз просил постричь его так, чтобы казалось, будто он вовсе не стригся. Зато Энди любил пошутить, и по большей части его шутки были либо забавными, либо умными.

Проект заключался в полной разработке бренда для вымышленного продукта. Делать или не делать упаковку – оставляли на наше усмотрение, но требовалось создать несколько вариантов логотипа и руководство по стилю (такую небольшую книжку, где рассказывается, как должен быть представлен бренд, какие шрифты и цвета следует использовать в каких ситуациях). Предполагалось, что мы придумаем какую-то классную компанию, которая работает по принципу честной торговли, производит этичные джинсы с совершенно бесполезными карманами или что-то в этом роде. На самом деле половина ребят почти всегда брали вымышленную пивоварню. Все-таки мы студенты и выложили слишком много денег, чтобы стать экспертами в пиве и иметь возможность рассуждать о нем с апломбом снобов.

Уверена, в этом направлении мы с Майей и двинулись бы, но Энди прямо-таки уперся рогом и каким-то образом уболтал нас взяться за бренд «Бабл бам», жвачку с ароматом задницы. Поначалу его доводы звучали как полный бред, мол, все равно после колледжа нам ничего интересного не светит, вот и здесь можно не заморачиваться. Но потом он заговорил уже серьезно:

– Слушайте, раскрутить что-то клевое легко, поэтому все за это и хватаются. Только клевое часто означает скучное. А вот заставить ерунду выглядеть интересно? Продать непродаваемое? Это настоящий вызов. Для такого нужен талант. Вот и покажем им талант.

Прекрасно помню тот эпизод, ведь именно он заставил меня по-другому взглянуть на Энди. К концу проекта я поневоле смотрела на остальных ребят свысока. Они на полном серьезе трудились над своими джинсами и частными пивоварнями. В итоге наша работа вышла потрясающей. Энди был – я это знала, но как-то не придавала особого значения – невероятно крутым иллюстратором, а с талантом Майи к каллиграфии и моей цветовой палитрой получилось действительно здорово.

Вот так мы все и сошлись – и слава богу. Честно говоря, нам нужен был третий человек, чтобы как-то уравновесить яркость начала отношений. После проекта, который настолько понравился Кеннеди, что его разместили на сайте класса, наш дуэт отчасти превратился в трио. Мы даже в складчину брались за фрилансовые заказы, и время от времени Энди наведывался к нам в квартиру поиграть в настольные игры. Мы вечера напролет обсуждали политику, свои мечты и тревоги. Тот факт, что Энди слегка неровно ко мне дышал, никого из нас особо не беспокоил. Во-первых, он знал, что я занята. Во-вторых, вряд ли Майя видела в нем конкурента. Каким-то образом наша дружба пережила окончание колледжа и мы продолжили общаться с веселым, странным, умным и одновременно глупым Энди Скемптом.

Которому я сейчас и звонила посреди ночи.

– Эйприл, твою мать, три часа утра!..

– Слушай, тут одна штука, думаю, ты хотел бы ее увидеть.

– А до рассвета никак не подождет?

– Нет, она невероятно крута. Тащи сюда камеру… у Джейсона световых приборов не найдется?

Джейсон был соседом Энди по квартире, и оба они мечтали об интернет-славе. Вели на свою скудную аудиторию стримы, как играют в видеоигры, записывали подкасты вроде «лучших сцен смерти в кино», снимали ролики и загружали их на ютьюб. Прямо-таки поветрие среди обеспеченных ребят, которые вопреки огромному количеству доказательств обратного верят, будто миру действительно нужен еще один белый парень-комик. Звучит грубо, но так мне тогда казалось. Теперь, конечно, я знаю, как легко поверить в собственную никчемность, если никто тебя не смотрит. С тех пор я еще начала слушать подкаст Убивателя, и, знаете, он довольно забавный.

– Стой… что происходит? И чего ты от меня хочешь?

– Вот чего: ты сейчас бежишь к театру Гремерси, тащишь сюда столько барахла Джейсона, сколько в принципе поднимешь, и, поверь, не пожалеешь ни секунды. Поэтому даже думать не смей дальше рубиться в свои хентай-игрушки… это круче, честное слово.

– Ну да, только ты хоть раз играла в «Фею сакуры-5»? Играла?

– Я вешаю трубку… чтобы через пять минут ты был здесь.

И я отключилась.

Пока я ждала Энди, мимо прошли несколько людей. Манхэттен, конечно, теперь не тот, что прежде, но все еще город, который никогда не спит. А еще город «Вот список того, что меня волнует. Видишь? Ни фига в нем нет». Люди бросали на скульптуру быстрый взгляд и шли мимо, как почти сделала и я. А я постаралась напустить на себя деловой вид. Манхэттен – безопасное место, но это не означает, будто никому не придет в голову пристать к одинокой девушке двадцати трех лет, что торчит на улице в три часа утра.

Следующие несколько минут я разглядывала скульптуру. На Манхэттене никогда не бывает темно, вокруг сияли фонари, но глубокие тени и размеры инсталляции не давали понять ее по-настоящему. Да, она массивная. Да, вероятно, весит несколько сотен килограмм. Я сняла перчатку и ткнула скульптуру пальцем, с удивлением обнаружив, что металл почему-то не холодный. На самом деле и не то чтобы теплый… но прочный. Я постучала по «животу», но не услышала характерного звона полого сосуда. Звук вышел глухим, за ним последовал низкий гул. Может, в этом и заключалась задумка художника: чтобы жители Нью-Йорка взаимодействовали с объектом… открывали его свойства? Когда вы учитесь в художественной школе, то много думаете о целях и намерениях. Просто по умолчанию: видишь искусство → осмысливаешь искусство.